– Подожди-ка, – сказал я. – Я уже был здесь на прошлой неделе, утром.
– И что? – спросил Макс.
– Понимаете, я шел через лужайку по отпечаткам ног в росе, и именно здесь они исчезли. Я никак не мог понять, в чем дело. Это как раз в то утро, когда я забрался в парк и выбросил бутылку виски. Думаю, я немного помешался тогда. Следы добрались досюда и вдруг пропали.
Саймон окинул взглядом лужайку, потом уставился в канаву, по которой все еще отчаянно металась Сода, гавкая точно припадочная. Он соскользнул вниз и крикнул Соде:
– Ищи Дэви! Давай, девочка! Найди его, найди Дэви!
Сода зашлась в возбужденном лае и заскребла лапами берег. Мгновение Саймон смотрел на нее, потом, ухватив за ошейник, оттянул Соду назад.
– Смотрите! – крикнул он, указывая пальцем. – Вот здесь!
Мы все еще оставались на лужайке, поэтому Макс лег на живот, заглянул вниз и повел лучом фонаря по черте в дерне, на которую указывал Саймон, по ломаной линии, образующей три стороны большого квадрата.
Саймон вцепился в траву, потянул. Тяжелый прямоугольник дерна, примерно три на три фута, начал отделяться от берега. Верхняя его сторона осталась не прорезанной, образуя подобие дверных петель, но Саймон тянул и тянул, пока не отодрал весь прямоугольник от земли. Мы с Максом, согнувшись, помогли поднять его и сбросить в канаву, к ногам Саймона.
Едва открылся вход в тайник, Сода попыталась запрыгнуть в него, но Саймон ее удержал:
– Нельзя, Сода. Нельзя. Умница, девочка, хорошая девочка. Оставайся здесь.
Он направил в яму луч фонаря.
Мы с Максом, лежа на траве, заглянули в туннель, прорезанный в береге прямо под нами, и увидели две босые, перепачканные в грязи ступни, которые высветил фонарь Саймона.
– Как он там? – крикнул я вниз. – Как он? Саймон ухватился за лодыжки, потянул.
– Не знаю, – ответил он. – Мне одному не справиться.
Мы соскочили в канаву. Макс светил нам фонарем, а мы с Саймоном потихоньку тащили Дэви наружу. Совершенно голый, он лежал в тесноватом для него туннеле, вытянувшись во всю его длину. Отдушины, если бы Дэви позаботился их соорудить, все равно залило бы дождем и забило землей. Больше часа, подумал я, он здесь пролежать не смог бы. Из туннеля несло пугающим смрадом, земля в нем раскисла, обратившись в грязь.
Со стороны дома донеслись топот и крики. Майкл с Энн бежали через лужайку, за ними, чуть приотстав, – Ребекка, Патриция и Мери.
– Вы нашли его? – крикнула Энн. – Где он?
Они заглянули в канаву, на дно которой мы с Саймоном уже уложили тело Дэвида. Сода слизывала грязь с его рук и постанывала, как ржавая калитка.
– Откуда эта повязка? – спросил Майкл. – На ней кровь! Господи, что он пытался с собой сделать?
– На сей счет не волнуйся, – сказал я.
– Он же не дышит, – взвыла Энни. – Майкл, у него глаза закрыты, он не дышит.
Саймон взял Дэвида за одну лежавшую вдоль тела руку, я ухватился за другую. Мы подняли их, закинули за голову Дэви. Мы проделали это несколько раз, поначалу медленно, потом все быстрей и быстрей. Затем Саймон положил обе ладони на грудь Дэвида и стал раз за разом нажимать на нее всем своим весом. Энни заплакала.
В конце концов Саймон, покачав головой, защемил одной рукой нос Дэвида, а другой открыл ему рот. Он наклонился и с силой вдул воздух в легкие брата.
– Послушайте, ну какого же хрена, вы что, быстрее идти не можете? – прорычал я. – Я и так уж опоздал на десять минут.
– Тогда мы бегом, – ответил Роман. – Да, сэр, помчимся как оглашенные.
Они проскочили мимо меня, пронеслись по тротуару, свернули налево и скрылись из виду на Грейт-Мальборо-стрит.
Когда тремя минутами позже я нагнал их, они бегали вокруг фонарного столба на задах «Маркс энд Спенсер», а при моем приближении уставились себе на запястья, на воображаемые часы.
– Я буду вон там, – сказал я. – В том доме. Это займет не больше получаса.
– Тут на Оксфорд-стрит есть один «Макдоналдс», – сказал Дэви.
– Ага. Можно мы пойдем туда и съедим по «биг-маку»?
– А по десяти не хочешь?
– Да ну, пап! До школы всего неделя осталась.
– Ладно-ладно. Расклянчился. Вот… – я протянул каждому по пятерке. – И не блюйте на улице.
– Давай там и встретимся. Это прямо на Оксфорд-стрит.
– Пока…
Я перешел через улицу, нажал на кнопку звонка.
– Тед Уоллис к Лайонелу Грину.
– Третий этаж.
Грин ничего особенно нового сказать мне не мог – сверх того, что уже рассказал Майкл, душеприказчик.
– В общем и целом собственность состоит из дома в Южном Кенсингтоне, четырехсот тысяч фунтов в ценных бумагах и ста тридцати тысяч на счету в Челсийском отделении банка «Куттс».
– Немало.
– Ценные бумаги вы предпочли бы продать?
– Не уверен.
Если я пожертвую все это какому-нибудь обществу по борьбе с лейкемией, то рано или поздно пожалею об этом. Жесты штука хорошая, но в животе от них полнее не становится. К тому же такой поступок выглядел бы самодовольным и слащавым.
– Поскольку вы – единственный наследник, решать вам.
– Да. Это я понимаю.
– А дом, мистер Уоллис? Его продавать будете?
– Жить в нем я определенно не собираюсь, – ответил я. – Видели бы вы, какие там обои.
– Я получил также распоряжение вручить вам это письмо, – добавил Грин, протягивая мне конверт. Почерк меня перепугал, прошло какое-то время, прежде чем я смог разобрать хоть слово. Грин тактично отвернулся, чтобы я не читал письмо у него на глазах.